10 декабря 2022
media photo

«Рынка EdTech хватит всем». Основатель фонда «Прообраз» о венчуре, EdTech и проблемах образования

подробнее

Наш телеграм канал

«Рынка EdTech хватит всем». Основатель фонда «Прообраз» о венчурных инвестициях, EdTech и проблемах современного образования.

Мало кто знает о российском EdTech больше, чем Александр Рудик — создатель фонда «Прообраз», инвестирующего в образовательную отрасль с 2012 года. Свою первую компанию он основал в 1995 году, успел поработать в государственных структурах и стал успешным серийным предпринимателем. Редактор RB.ru встретился с Александром Рудиком и спросил его о пути в венчур, о том, какие вызовы стоят перед образовательной системой, о взаимоотношениях государства и бизнеса, а также о новом венчурном фонде.

«Человек-эксперимент»

У вас значительный инвестиционный опыт. Ваша первая компания ИК «Регион» была создана в 1995 году. К тому времени у вас за плечами было всего два года работы в банке после мехмата. Расскажите о том, как начинали. Как появилась сама идея инвесткомпании?

— Сейчас, когда я оглядываюсь назад и анализирую прошлое, то понимаю, что у меня всегда был неспокойный характер — в банк я попал во многом благодаря ему и благодаря ему же вышел из банка со своей инвестиционной компанией. Мой друг в 90-х делал банковскую школу, куда набирали выпускников экономического факультета — в стране бурно развивался частный бизнес, который очень нуждался в молодых и грамотных ребятах. Я увидел объявление об этом совершенно случайно и, хотя никакого отношения к экономическому факультету не имел, а закончил мехмат, набрался наглости и позвонил.

Меня и моего знакомого из МАИ взяли, можно сказать, в качестве эксперимента. На простую должность — открывать банковские счета. Но быть операционистами нам быстро надоело. Так что мы решили обратиться к зампреду банка: писали ему какие-то безумные письма, звонили, пытались прорваться… В конце концов ему стало интересно, что это за наглые люди такие, и он захотел на нас посмотреть. Зампред выслушал нас и сказал: «Раз вы такие умные, идите в отдел управления ценными бумагами». Эту команду тогда только собирали, и в ней я и проработал два года — там же, кстати, познакомился со своим будущим партнером по инвестиционной компании.

В какой-то момент мы поняли, что хотим и можем делать больше — но «рамки» банка этого не позволяли. Инициатива уйти в свободное плавание была моя.

Было жутко страшно: денег нет, ничего вообще нет, и тут я предлагаю оставить работу в одном из крупнейших на тот момент банков и неплохую карьеру.

Мы решились и написали заявление. Нам выплатили премию — 10 тысяч долларов, это тогда были безумные деньги, мы ощущали себя миллионерами. И вот на основе опыта, который получили в банке, и собственных амбиций мы открыли свою инвесткомпанию.

ИК «Регион» стала одной из крупнейших инвесткомпаний за 15 лет, пока вы ей владели и управляли. Но вы ведь еще и во власть «сходили» в это время — были вице-губернатором Иркутской области. Чем был важен этот опыт?

— Получилось, как всегда, случайно. Мы к тому времени начали инвестировать в промышленные активы и в рамках этой деятельности общались с одной крупной иркутской компанией. У нас сложились очень близкие личные отношения, и когда формировалась команда губернатора, (они его также очень хорошо знали), мне сказали: «Слушай, у тебя же опыт есть в инвестиционном бизнесе, иди, пробуй». А мне было тридцать лет, энергия и амбиции были запредельными, и я пошел. Думал, что все будет просто.

Очень показательный факт: когда я пришел в первый день на работу в администрацию, у меня на столе лежала вот такая (показывает высоту) стопка документов. Первые два дня я честно пытался в них вчитываться и анализировать, сидел до двух часов ночи. На третий день пришла помощница, забрала эту огромную стопку и принесла другую, поменьше. Я спросил ее: «А где остальное?» — «Остальное не требует именно твоего внимания».

В целом я честно оттрубил эти два года — потому что знал, что по-другому просто нельзя.

Именно на этой работе я начал понимать, по каким принципам работает власть. До этого для меня, как для любого бывшего советского человека, власть была чем-то сакральным. А на этой должности я понял, что на самом деле во власти находятся самые обычные люди, с такими же мыслями и ощущениями, недостатками и достоинствами. И во взаимодействии с ними важно то же, что и в бизнесе — быть открытым и честным, иметь свою позицию в деле и понимать ситуацию, в которой находятся они, формировать и уметь артикулировать аргументы. Опыт был колоссальным и очень полезным.

Чему ваша первая компания вас научила как инвестора? Какой урок был самым ценным?

— Я вынес для себя несколько уроков. ИК «Регион» работала и работает с ценными бумагами: мы начинали с векселей, потом были казначейские обязательства, акции, облигации — все, что связано с открытым рынком. И очень важным был именно этот опыт работы, понимание того, как открытый рынок устроен. Потом были инвестиции в промышленные активы, пробовали инвестировать и в других секторах. Возможность попробовать разные сферы, то, как они функционируют, какого подхода требуют от инвестора, очень помогла мне потом при развитии других направлений.

Второй ценный урок — это опыт общения с разными людьми. В каждом инвестпроекте — разные характеры, разные подходы и отношения, разные взгляды.

И наконец, третий урок — это умение строить команду. Именно она была и остаётся главным ресурсом «Региона» и после моего ухода из компании.

Почему вы пришли в венчур? У вас ведь был значительный, устойчивый и диверсифицированный бизнес. А венчурные инвестиции — это всегда высокий риск.

— Сыграла моя — в хорошем смысле этого слова — самоуверенность. Ни одна компания, которую я создал до этого, не обанкротилась. Поэтому в голове крутилась мысль: «Раз получилось там, значит и здесь выйдет».

А ещё я шёл не в венчур, а в образование.

Уже потом я понял, что придя в эту область, попал в венчур. Но тогда меня интересовала в первую очередь не форма, а содержание. Для меня риск не является преградой: любой бизнес — это риск. Я, как в одном известном советском фильме: вижу цель, не вижу препятствий — и пошёл. И по факту оказался в венчуре.

«Образование — это инвестиционная ниша»

Почему именно образование? 10 лет назад EdTech не было как мегатренда в России.

— Это тоже случай. Большую роль тут сыграли директора школ, в которых учились мои дети. Как ни парадоксально это звучит. До этих встреч к школьной администрации у меня было двоякое отношение: с одной стороны, как к чему-то сакральному, это ещё из детства и советских времён. С другой стороны, ходило много всякой информации о не очень профессиональном и не всегда честном поведении этих людей, отношении к своей работе, к ресурсам, которые им выделяют. В общем — такой сборный портрет «чиновника от образования».

Но мне очень повезло встретить нескольких человек, которые просто перевернули мои представления об образовании, о том, как оно может быть устроено с точки зрения и процессов, и содержания. Первым был директор 45-й гимназии Михаил Яковлевич Шнейдер, там учился мой старший сын. Вторым — Сергей Зиновьевич Казарновский, директор «Класс центра», где получал образование второй сын. И уже окончательно меня «отполировал» Михаил Геннадьевич Мокринский (сейчас он возглавляет школу «Летово»), с которым судьба свела уже вне образования моих детей. Я безумно благодарен им за знания, которые я от них получил, за горизонты, которые они мне открыли. А когда с их помощью нырнул в образовательную тему, я понял — это же инвестиционная ниша! Причём ниша большая, других игроков нет, грядут изменения, почему бы не попробовать?

Я, конечно, тогда был несколько наивен и думал, что можно просто перенести все привычные рыночные механизмы в образование, и все само заработает. Это оказалось не совсем так, но мой опыт инвестора все равно оказался применим, ведь основные бизнес-процессы остались те же.

Какой новый опыт вы получили, придя в EdTech?

— Здесь я впервые столкнулся с цифровой средой — до этого занимался промышленными инвестициями и ценными бумагами. Для меня и сама сфера, и люди, в ней занятые, были чем-то неизвестным. Например, я до этого всегда работал с людьми, которые были старше меня. А тут подавляющее большинство команд оказалось моложе тридцати — уже вызов. Пришлось учиться, разбираться, привыкать. К тому же первое время мне не хватало фактов о самом рынке, о том, как он устроен, поэтому логика моя была не всегда правильной.

В нулевых вы были вице-губернатором — сейчас в рабочей группе Госсовета по направлению «Образование и наука», вы член Попечительского совета МГПУ. Входите в инвесткомитет и Совет ФРИИ. Что вами движет в работе с государственными институтами?

— Я выделил бы тут два фактора.

Как инвестор я прекрасно понимаю, что для успеха проектов нужно менять среду — убирать барьеры, формировать поддержку и так далее.

Мое участие в различных советах, комитетах направлено на это. К тому же для успешного развития надо поддерживать точки роста, драйверы развития — отсюда мое участие в ФРИИ и МГПУ.

Насколько удается бизнесу выстраивать диалог с государством, когда речь идет об образовании? Слышат ли бизнес и государство друг друга? Какие шаги вы как инвестор и как предприниматель приветствовали бы со стороны государства?

— Это непростой вопрос. Когда мы слышим слово «образование», первая ассоциация, которая возникает у многих, связана с образованием детей. Но мы понимаем, что учиться человек может хоть до 100 лет. И это уже не тренд, это факт.

В формальном образовании — от детского сада до 11 класса, в колледжах и вузах — действительно есть жёсткая вертикаль. Частному бизнесу тут работать, мягко говоря, сложно — государство сильно «охраняет» эту сферу. Поэтому я знаю не так много успешных примеров того, как частный бизнес встраивается именно в формальное образование.

Но есть еще дополнительное образование. Оно тоже зарегулировано, но значительно меньше: надо соблюдать определенные правила, но в целом много чего можно делать — в хорошем смысле слова.

И наконец, есть образование взрослых. Оно по целому ряду причин государству не очень интересно. И здесь у частного бизнеса очень большие перспективы.

Конечно, тут есть игроки в виде больших корпораций, которые делают различные проекты, в том числе «для себя» — но в целом этот рынок настолько большой, что его хватит, мне кажется, всем.

Что же должно сделать государство? Если речь о формальном образовании, то открыть школы для входа качественных EdTech-проектов, помочь бизнесу встроиться в формальную систему. В этой связи были заявлены некоторые инициативы, например, в рамках цифровой образовательной среды — но у меня есть ощущение, что в ближайшее время сколько-нибудь значимых результатов в этом вопросе мы не увидим.

Какие вызовы сейчас стоят перед системой образования в России?

— Вызовы для России не сильно отличаются от вызовов для всего мира. Сейчас основная проблема, перефразируя слова одного известного человека — научить детей подходам и технологиям, которые еще не существуют, чтобы они смогли решать проблемы, которые мы еще не осознали.

Мир меняется настолько быстро, что никто не знает, чем будут заниматься сегодняшние первоклассники через 15 лет — классические модели образования, в которых мы заранее знаем результат, уже не работают.

В такой ситуации у нас есть три основных вопроса. Чему учить? Как учить? Кто будет это делать? И здесь роль учителя должна стать кардинально другой. Сегодня учитель — это всё ещё ретранслятор знаний, но в эпоху «Яндекса» и «Гугла» у него уже нет монополии на это знание. Но как подготовить учителя? Какой должна быть его роль, чтобы он был эффективен? На этот вопрос системе образования предстоит ответить.

Глобальный тренд — не только сами технологии в образовании, но и регулирование цифровой среды. Какое место оставит себе государство — а какое отдаст частным игрокам? Как частным игрокам плодотворно сотрудничать с государством на этом фоне?

— Отвечу честно: не знаю. Россия — не единственное государство в мире, которое сейчас пытается решить этот вопрос, и модель взаимодействия с цифровой средой может быть жестко централизованной (как у нас), а может быть более свободной.

Есть ощущение, что наше государство переносит опыт регулирования офлайна в цифровую среду, используя уже известные ему подходы. Тому есть две причины.

Первая — это боязнь государства потерять контроль над ситуацией. И тут действует принцип: если не можешь управлять — запрети.

Вторая — есть интересы разных групп лиц, которые от существующих ограничений так или иначе выигрывают, и им выгодно их поддерживать.

Я бы действовал иначе: на мой взгляд, у частных проектов даже в сфере формального образования большой потенциал. Я вижу у команд, которые реализуют эти проекты, много положительной энергии, направленной на созидание и/или качественные изменения. Мой подход всегда был и есть — эту энергию привлекать, развивая и мультиплицируя эффект как для конкретного пользователя, так и для системы в целом. Оградительная же система эту энергию отсекает — и она, как правило, исчезает (эффект разочарования). Когда она появится в следующий раз у талантливых команд, где она найдёт свой выход — и появится ли вообще — мы не знаем. Как с таким подходом бороться? Только объяснять, доказывать, биться, предъявляя веские доводы и аргументы. Других вариантов нет.

Как бы вы сейчас оценили состояние EdTech-рынка? Недавно мы говорили с основателем GeekBrains, и он отметил, что сейчас мы наблюдаем не бум, а только подготовку к нему — настоящий бум будет лет через пять-десять. Что вы думаете по этому поводу?

— Обычно бумом мы называем резкий рост каких-то показателей — условно говоря, когда вчера было пять, а сегодня стало сто. С этой точки зрения EdTech сейчас действительно переживает бум. Рост интереса к этому сектору со стороны инвесторов есть, много новых команд, много интересных идей.

Выйдем ли мы на плато или рост продолжится? Я считаю, что продолжится — и в России, и во всем мире. На мой взгляд, прежде всего в сегменте, связанном с искусственным интеллектом, продуктами на его основе. Почему? Рынок EdTech ещё достаточно юный, данных по целому ряду метрик/параметров скопилось не так много. Когда они накопятся, то появятся и новые прорывные решения.

В формальном образовании большого бума ждать я бы не стал — там он, скорее, уже прошёл.

Но во всех остальных областях уверен, резкий скачок мы увидим.

Вы были первым инвестором компании MAXIMUM, и это была ваша первая инвестиция в EdTech. Как вы познакомились? Как приняли решение вложиться?

— И здесь снова случай — как вы уже поняли, в моей жизни он играет большую роль. Я тогда изучал рынок, подбирал направления — и у меня появилась идея, что хорошо было бы запустить проект, который помогает детям готовиться к вступительным экзаменам. О том, что уже есть в мире это направление и называется оно TestPrep, я в тот момент не знал.

При каких обстоятельствах я познакомился с фаундером проекта Михаилом Мягковым, я уже не помню (много времени прошло). Но когда мы начали разговаривать, я понял, что мы с ним одинаково думаем, к тому же у него уже был опыт реализации аналогичного проекта в другой стране. Так получилось, что его видение и запрос на инвестиции совпали с моим пониманием рынка — можно сказать, звезды сошлись. Мы начали общаться, и дальше из этого вырос MAXIMUM.

MAXIMUM в 2020 году вошла в топ-10 EdTech-компаний по выручке. А насколько в целом успешным был 2020 год для фонда по всем его проектам?

— 2020 год был непростым, как и для многих. Наши действия в этот период были направлены скорее на внутреннее развитие: за год мы инвестировали только в один новый проект, но большое количество инвестиций и не было нашей целью. Целью было развитие имеющихся у нас проектов, и мы с командой с этим справились. Гордимся, что все компании в портфеле выросли — не только МАXIMUM, но и «Мел», «Otus», «Quiz Lab», IT-Hub — у всех существенный плюс по выручке и основным показателям бизнеса. Так что год можно считать удачным для фонда. За последние 4 года динамика стоимости портфеля в целом никогда не падала.

Какие ожидания по итогам 2021 и на 2022 год?

Поскольку внутренние вопросы мы уже закрыли, в следующем году планируем развиваться внешне, масштабировать наши компетенции и успехи, искать новые идеи и проекты.

Амбиции — не столько доращивать накопленные проекты, сколько стартовать с новыми. Не исключаю, что с новым фондом.

«Мел» — это не проинвестированный, а созданный проект «Прообраза». Это инфраструктурный проект? Проект влияния? Инвестиционный? Как планируете развивать?

Короткого и емкого описания «Мела» у меня нет. Могу сказать, что издание не задумывалось как общественно-политическое — но при этом влияние у него значительное. Это самое крупное в России (если не в Европе) издание в сфере образования, на него обращают внимание и к нему прислушиваются. Было даже несколько случаев, когда после публикации в «Меле» решались конфликтные вопросы: однажды наш материал защитил уникальную школу в одном из регионов от закрытия.

Является ли этот проект инвестиционным? Да, если говорить о стандартных параметрах: окупаемость, доходность.

Но для меня он больше, чем проект: это что-то важное и значимое в моей жизни и бизнесе, чем я очень горжусь.

Поэтому он не просто инвестиция.

«Мел» будет развиваться. Как именно и в каких направлениях — пока секрет. Могу только сказать, что наши планы на следующий год — существенно вырасти по аудитории и обрести устойчивость этого роста, не потеряв качества. И помимо чисто медийной составляющей (а аудиторные показатели относятся именно к ней), мы будем развивать свою продуктовую линейку в смежных секторах: состав команды, её настрой позволяет рассчитывать на успешную реализацию такого сценария.

Сейчас большое количество компаний в EdTech — это образование не для детей, а для взрослых, часто в сфере IT. В портфеле «Прообраза» такой стартап тоже есть — это компания Otus. Как вы считаете, это направление EdTech ещё долго будет прибыльным? Планируете ли вы увеличивать долю подобных проектов в «Прообразе»?

Мы не стратегические игроки — у нас нет планов запускать или находить определенное количество проектов в узком сегменте. Перспектива же в той нише, которую занимает Otus (upskilling, то есть повышение существующих навыков), безусловно есть. И если к нам придут с похожим интересным проектом, то мы с удовольствием его рассмотрим.

Quiz Lab — еще один ваш проект из области геймификации образовательного процесса — одновременно и B2C-, и B2B-решение. Насколько B2B-решения востребованы сейчас на рынке? Каким вы видите их рост?

У B2B-сегмента нет особых отличий от B2C. Такие продукты закрывают «боль» компании, а не отдельного человека, но у них такие же перспективы роста и развития. Нам интересно все, что направлено на развитие человека: как самостоятельное, так и в школе или в корпорации. Я считаю, что в этой сфере большие возможности. У корпораций сейчас много проблем, которые пока не закрываются технологическими решениями. Мы готовы с этим работать на инвестиционной стороне.

Что для вас как для венчурного инвестора важно в выборе «своего» проекта?

Я всегда говорю о трех основных критериях. Первый — это емкость рынка для продукта, который предлагает команда (размер амбиций). Второй — это сама команда: у неё должен быть опыт, желание и умение реализовать задуманное. И ещё хорошая команда должна быть сплоченной. Третий — это содержание самой идеи, вернее той уникальной ценности, которая позволяет команде реализовать заявленные амбиции лучше/быстрее конкурентов.

Вы часто становитесь венчур-билдером — начинаете строить бизнес по своей идее. Почему?

Я человек увлекающийся, и у меня неуемный характер — когда я вижу перспективную идею и/или незакрытую нишу на рынке, то не всегда могу остановиться — сразу подсознательно начинаю искать способы закрыть этот «разрыв». Но сейчас я себя сдерживаю, понимаю, что не смогу все сделать сам и нужно привлекать внешние ресурсы: грамотных и мотивированных людей и их энергию. Вот даже сейчас я вижу небольшую, но очень перспективную нишу для хорошего продукта, но сознательно не иду туда сам – жду «свою» команду.

Этот опыт очень сильно помогает принимать решения по инвестициям в тот или иной проект, так как мы видим чуть больше, чем классические инвесторы. Поэтому, наверное, уровень выживаемости наших портфельных компаний сильно выше рыночного бенчмарка.

Вы инвестируете в российские команды. Есть ли у них и у вас глобальные амбиции, возможности для экспансии на другие рынки?

Да, есть, и мы стараемся эти амбиции растить. Это очень рациональный посыл и рациональное стремление: мультипликаторы стоимости компаний (коэффициенты к выручке и прибыли) на российском и зарубежных рынках разные и, к сожалению, не в пользу компаний, инкорпорированных в России. Второй аргумент — не всегда амбиции по росту бизнеса компании могут удовлетворены только за счет российского рынка, и здесь прямая дорога на покорение других стран и даже континентов.

Ваш любимый продукт\проект в сфере EdTech, которым пользуетесь вы или ваши дети?

Из популярных и общеизвестных проектов могу назвать Uchi.ru и Skyeng, которые мне очень нравятся. Я пользовался Skyeng сам и рекомендую другим. Как инвестор я назвал бы эти же проекты — они молодцы, нашли нишу и хорошо развиваются в ней. Мне импонирует проект «Нетология» в части того, что они первые изменили подход к образованию взрослых.

И мне очень нравятся все наши портфельные компании: они реально несут существенную ценность для своих клиентов (ЦА), и мне не стыдно их рекомендовать всем моим друзьям/партнерам.

И в заключение — совет начинающим предпринимателям, фаундерам, которых много среди аудитории RB.ru. Как сделать успешный бизнес в EdTech?

Критически подходить к выбору ниши, хотя в каждой из них точно есть точки роста. Строить сильную команду, обязательно с присутствием людей с каким-то опытом в секторе. Общаться (много) со своей потенциальной аудиторией и профессионалами на рынке. Не браться сразу за большие сложные идеи, а совершать маленькие шаги, но при этом не бояться мечтать (амбиции). Рассчитывать только на себя и не сильно надеяться на государство — и в части каких-то мер поддержки, и в части потенциального потребителя сейчас B2G-сектор развивается медленно и не всегда предсказуемо.

А дальше надеяться на удачу и опытного инвестора, который разглядит в гадком утёнке белого лебедя (единорога).